Мой земляк из небольшого  города, где мы жили до переезда в Израиль, сказал мне после поездки в Америку: « Знаешь, кого я встретил в Нью-Джерси? Лену и Борю! Помнишь, того Борю, который работал в вашем институте в твоей группе?»

Как не помнить? Год мы работали вместе.

— А нет ли у тебя их номера телефона? – спросил я.

Ответил мне немолодой мужской голос. Я представился и попросил к телефону Борю. Последовала небольшая пауза, в течение которой в трубке послышалось  резкое женское восклицание, но слов разобрать было невозможно. Затем старческий голос снова произнес: «Они послали вас к черту и велели забыть этот номер». Я усмехнулся и положил трубку. Прошло двадцать пять лет. Все обиды на них у меня выветрились, даже чувство вины осталось, зато они, выходит, ничего не забыли…

В нашем институте я руководил группой, куда приняли Борю. Когда Боря впервые появился в нашем институте в начале 80-х годов, это был маленький, щуплый, сутулый и лысоватый  мужчина лет сорока. В общем, внешность самая заурядная. Зато, как оказалось, программист он был от Бога.  Был над нами  еще непосредственный начальник, которого мы за глаза называли Пашей.

Боря постоянно подсказывал мне, как лучше решить ту или иную проблему.  В течение года он ненавязчиво учил меня и самой профессии,  и отношению к ней. Без него я бы никогда  не стал  тем, кто я сейчас…

У Бори была жена Лена, которая оказалась намного моложе его, почти моя ровесница,  и дочь Марина. Лена была полная противоположность Боре – яркая, крупная громогласная женщина. Она любила накладывать на лицо слишком много блестящей  косметики, одевалась в кричащие наряды. Зимой, когда мы с ней впервые встретились, она была одета в ярко-красное пальто, на котором несколько пуговиц  висели на одной нитке, а на голове – большая красная кепка, вязанная из клочковатого мохера. Вульгарная внешность Лены почему-то не вызывала во мне неприязни к ней, наоборот, мне была очень симпатична эта яркая женщина, и я смотрел на нее как на забавную раскрашенную куклу. Она была музыкальным педагогом по фортепиано, а мне предложила научиться игре на гитаре, причем очень добросовестно со мной занималась.  Боря часто уезжал в командировки, а моя жена с сыном – к родителям. Когда Лена укладывала дочку спать, я забегал к Лене по-соседски, совсем не имея в виду никаких сексуальных намерений, отношения у нас установились почти родственные. Мы играли на гитаре, вели беседы. Оказалось, что Лена очень интересуется мистикой,  прочла на эти темы много книг. У них даже не было телевизора, так что вечера проходили в разговорах. Лена рассказала, что они с мужем – отказники, пытаются ускользнуть от внимания КГБ, переезжая из города в город. Кстати, в наш институт тоже пришло письмо из КГБ в 1-й отдел с предложением уволить Борю. Но оказалось, что он успел стать незаменимым работником, наш начальник Паша, сильно рискуя, наотрез отказался его уволить, мотивируя тем, что Боря ничего не нарушил.

Боря ездил в командировки, разрабатывая очень серьезную тему, исправно получая за это деньги. Так прошло полгода, и вот однажды, вернувшись из очередной командировки, он сказал, что нам с ним надо поговорить.  Боря признался, что во время своих поездок только отмечал командировки, но ничего по теме не делал, а все время посвящал поискам варианта квартирного обмена и новой работы. Месяца через три он собирается переехать в другой город.

-Я хочу, — сказал Боря, — чтобы ты знал об этом заранее, потому что ничего по теме не сделано. Я уеду, а когда это обнаружится, то на тебя свалится вина за это, ты же руководишь группой.  Но ты отмажешься как-нибудь, ты же не отказник.

— Боря, — сказал я, ты что-то не то сделал, ты не находишь?

-Да плевал я на эту страну!

— Но пострадают люди! Не только я, попадет и Паше, который тебя отстоял на этой работе. Мы же с ним доверяли тебе, надеялись, что ты делаешь свое дело, и не вмешивались, давали тебе спокойно работать. Может, что-нибудь придумаем теперь вместе, найдем выход?

— Нет, это теперь твои проблемы. Все, что ты можешь сделать – это пойти сейчас к Паше и заложить меня. Давай, давай! Накапай на отказника!  Послушай, помоги мне, я же тебе помогал советами, теперь твоя очередь.

Я действительно был очень благодарен Боре и начал прикрывать его.  Он еще пару месяцев ездил в липовые командировки, пока однажды из очередной командировки не вернулся совсем. Исчезла и Лена с ребенком – вот так, за одну ночь. Потом от Бори пришло по почте заявление об уходе по собственному желанию. Когда обнаружились результаты Бориного бездействия, разразился жуткий скандал. Паша вызвал меня и потребовал объяснений. Я сказал, что ни о чем не догадывался.

— Что ты притворяешься? – сказал Паша. Все ты знал, но прикрывал его.

Мне пришлось соврать. Я стоял на своем:  ни о чем не подозревал и сам узнал только что.

Мне пришлось искать другую работу.

Некоторое время я ничего не знал о Боре и Лене, но однажды в час ночи, когда мы все спали, раздался звонок в дверь: за дверью стояла Лена, она приехала в наш город по делам. Она попросилась переночевать, велела немедленно разбудить ребенка, потому что она принесла ему леденец, громко разговаривала, долго пила чай. Мы кое-как разместили ее на полу. Утром она ушла, весь день где-то ходила, а заполночь снова появилась. И снова громкие разговоры, рассказы, где она была и что делала в городе… Теперь мне ее рассказы были совсем неинтересны, у них своя жизнь, у нас – своя. Лена приезжала примерно раз в две недели, обычно после полуночи, как к себе домой, требовала чаю и общения, не смотря на то, что мы рано вставали на работу. Я мягко предупредил ее, что лучше бы ей приезжать днем, мы даже можем ей дать ключ, но она отвечала, что ей это будет неудобно. Я попенял ей, что Боря поступил с нами со всеми нехорошо, она на это твердила одно: «Мы отказники, ты должен нам сочувствовать, а ты сердишься, ты просто обязан нам помочь». Вот тогда у меня мелькнула мысль, что автор всего этого сценария – Лена, Боря только исполнял то, что она задумала. Но я долго терпел, помня ее прежнее дружеское отношение ко мне, однако, в конце концов, однажды, когда она в очередной раз явилась ночью, я сказал ей через дверь, что мы спим и чтобы она нам не мешала. Судя по молчанию за дверью, она была в шоке. Она снова позвонила и спросила: «Так что, ты меня не пустишь?».  Я в душе спохватился, что поступаю дурно, но губы сами произнесли: «Нет, не пущу, уходи». Она ушла, а я лег в постель и долго не мог заснуть: я чувствовал себя виноватым перед ней,  наверное, надо было ее впустить и еще раз с ней поговорить… предупредить, что это в последний раз…

С тех пор мы больше не виделись.  Но вскоре меня вызвали в прокуратуру. Так получилось, что там работал наш бывший сосед. Он мне сказал, что к ним и в КГБ пришла анонимка. Хотя он не имел права мне показывать ее, но все-таки нарушил правила.  Я  сразу узнал почерк Бори. Но стиль – нервозный, корявый — явно принадлежал Лене. Только она знала, что я не совсем на законных основаниях проживаю в своей квартире. Кроме того, там говорилось о моем аморальном поведении и прочих страшных грехах. В первый момент меня поразило, что они даже не удосужились напечатать анонимку на машинке, рассчитывая на то, что все кругом идиоты.

Чувство самосохранения подтолкнуло меня написать объяснение  по всем правилам советской кляузы: сверьте почерк, написавшие – отказники, изменники родины, склоняли меня к выезду в Израиль и Америку…

И вот прошли годы, и я понимаю, что эти люди мне многое дали, а ущерба много нанести мне им не удалось. Да, какие-то они… недоброкачественные. Но я не держу на них зла, мне жаль, что они не захотели со мной возобновить отношения.  Похоже,  я им просто не нужен. А они мне? Наверное, все еще нужны.