Стаж совместной жизни Ирины Врубель-Голубкиной, издателя журнала «Зеркало», и художника и поэта Михаила Гробмана – более 40 лет. Это редкость для художественной богемы, к которой они принадлежат. Тем более редкость, если оба супруга – талантливые и яркие индивидуальности. Ирине было 16 лет, когда в Москве она встретила Михаила. И с тех пор они не расстаются.
То, чему Ирина уделяет основное время своей жизни, она не называет работой. Говорит, что ей повезло – любимое занятие литературой приносило ей средства к существованию. Писала статьи, редактировала, издавала журналы и газеты – в этом был смысл ее жизни, и один из результатов – журнал «Зеркало».
Она изучала в Москве литературу и историю, а затем попала на работу в издательский отдел Библиотеки иностранной литературы. Там витал дух вольного слова, оттуда текли тонкие ручейки самиздата. Во время войны здесь работали русские немцы, которых отовсюду выгоняли. Тут же трудились бывшие агенты советской разведки. В первый же свой рабочий день Ирина заметила на доске объявлений приказ: с такого-то числа называть Алексея Петровича Смирнова — Хозе Мартинес. Как ей потом объяснили, это означало, что разведчика рассекретили, и он мог называться именем, которое ему дали при рождении. Бывшие разведчики иногда делились воспоминаниями, и то, какова жизнь за границами СССР, было полным откровением. В закрытой советской стране предполагалось, что разговаривать на иностранном языке будет не с кем. И люди, которые владели разговорным иностранным языком, были особой кастой.В 60-е годы прошлого века Гробман и Врубель-Голубкина входили в среду писателей, поэтов и художников, принадлежавших к мощному культурному потоку Второго русского авангарда. Они твердо осознавали свое предназначение, свое место в мировой культуре, существовал большой круг ценителей альтернативной культуры. По отношению к официальной советской культуре это было не подполье и даже не конфронтация – параллельная жизнь. Они не только не имели отношения к советской эстетике, но и не боролись за ее реформирование — советскую власть и ее эстетику они не видели в упор, не мечтая о том, чтобы их напечатали в советской периодике или выпустили книгу в советском издательстве, чтобы их картины появились на выставке среди картин признанных официозом художников. Власти безрезультатно пытались приручить авангардистов, которые скептически относились к советской «оттепели» — как говорит Ирина – «мы и не замерзали». Эти люди не были членами советского социума, и потому властям с ними ничего нельзя было сделать. Свобода творчества для них была важнее материальных благ. Для такой жизни требовалась большая смелость — хотя сталинский террор кончился, никто не мог предвидеть, чем может обернуться «оттепель».
Как только начали выпускать, Ирина и Михаил уехали в 1971 году в Израиль, хотя к тому времени Гробман уже был популярен на Западе и мог бы выбирать место жительства. Их представления об Израиле совершенно не соответствовали действительности. Они просто ехали «в прекрасный свободный мир». А дальше все должно было сложиться замечательно. И действительно, все началось неплохо. Их поселили в прекрасном месте недалеко от Иерусалима в центре абсорбции. Через два месяца после приезда у Гробмана состоялась большая персональная выставка в Тель-Авивиском музее. О ней много писали в израильской печати. Первые годы в Израиле Ирина занималась делами мужа, да и дети еще были маленькие. Русскоязычная среда общения в Израиле в то время была минимальной, правда, иврит выучили очень быстро. Ирина работала в первых магазинах русской книги. Очень интересно сравнить тогдашних покупателей и тех, кто покупает русские книги сегодня. В СССР был книжный дефицит, многие писатели не издавались, чтение западной русской периодики преследовалось. Тогдашние русскоязычные новые израильтяне не имели такого опыта свободной жизни, какой имеют они теперь.
Замысел издания журнала у нее был всегда. Вообще, в то время русскоязычная пресса в Израиле была еще в зачатке. В 90-х годах приехало много деятелей культуры, — людей, с которыми у Ирины и Михаила было много общего. Ирина взялась за издание газеты «Знак времени», ей хотелось сформировать новый газетный язык, повлиять на взгляды израильского общества. Газета была целиком посвящена культуре и обществу. А с 1993 года Ирина – редактор журнала «Зеркало». За время его существования он успел стать очень важной частью русской литературы и в Израиле, и за его рубежами.
У Ирины много ролей – жены, хозяйки, матери, деловой женщины. Какая же из них для нее главная?
Она держится просто, хотя в ее доме побывали многие именитые гости. На полу разлегся, занимая полкомнаты, добродушный волкодав. Ответ на свой вопрос я предугадала заранее – было бы странно, если бы Ирина сказала, что общественная деятельность и работа для нее важнее семьи, — в ее доме нет дорогих вещей, но здесь атмосфера, которая достигается лишь талантом и усилиями хозяйки. Столько женственности в ее жестах, красивой русской речи и до сих пор сохранившейся московской манере говорить, чуть растягивая слова. Она с гордостью рассказывает о сыне-архитекторе, готовящемся стать доктором наук в Хайфском университете. На стене портрет яркой красавицы. Это дочь. Она начинала свою артистическую карьеру певицей в известном в свое время ансамбле «Молодые Тель-Авива», из этой группы вышли многие популярные теперь актеры и певцы. Затем она училась в Америке в театральной школе, некоторое время была актрисой кино, а теперь стала кинопродюсером, живет в Лос-Анжелесе.
Ирина часто слышит споры о недостатках израильской школы, знает о ностальгии выходцев из СССР по советской системе образования. Но она считает, что у израильской школы много плюсов, здесь лучше относятся к детям. Ее детей израильская школа научила думать.
Она не слишком щепетильно относится к домашнему хозяйству – делает это по мере необходимости. Когда они только приехали в Израиль, в школе, где учились ее дети, объявили вечеринку. Каждая мама должна была принести национальное блюдо страны исхода, которое она любит готовить. И вот после долгого размышления Ирина поняла, что ее национальное блюдо – яичница с колбасой. В Москве не то чтобы национальную кухню, даже личные пристрастия невозможно было сохранять – все ели одно и то же, что можно было достать. А в среде художников принцип приготовления пищи тем более простой – как бы быстрее и легче сготовить. В Израиле она познакомилась с восточной овощной кухней, и сейчас у них в доме кухня уже средиземноморская, хотя еще сохранились воспоминания о былом – например, в виде любимого салата «оливье».
В Тель-Авиве, говорит Ирина, нет места, где можно было бы сосредоточить все лучшее, что происходит в русской культурной жизни, как это существует в Иерусалиме. Нет крупной русской библиотеки, нет архива. У израильского общества не во всем верные представления о той культуре, которую привезли русскоязычные репатрианты, поэтому такой культурный центр способствовал бы интеграции. Ирина целый год пыталась найти поддержку своей идее в разных кабинетах, но безрезультатно. Ее поддержали только в партии «Шинуй». Она не оставляет свою мечту создать в Тель-Авиве «русский клуб», хотя за осуществление этого замысла еще предстоит много побороться.