Холодным вечером 1801 года в мансарду одного из состоятельных еврейских домов на Егерштрассе в Берлине вошел некто граф С. Его привел с собой шведский посланник Бринкман. Граф огляделся вокруг и обнаружил общество, наслаждающееся полной непринужденностью атмосферы. Никто не надсмехался над неловким сочинителем Фридрихом Шлегелем, живущим без венца с подругой Доротеей Файт, дочерью еврейского философа Мендельсона. Кто хотел знать историю их отношений, мог прочитать роман Шлегеля «Люсинда», где личные переживания описаны без всякого стеснения. Вошел Фридрих фон Гентц, дипломат, политический теоретик, его шумно начали приветствовать, Шлегель же прошипел: «Подлый враг свободы», а все, что происходило вокруг, и вовсе обозвал «балаганом». Через некоторое время стало ясно, что и фон Гентц пренебрегает условностями. Поздно вечером появился прусский принц Луи Фердинанд, такой молоденький и милый! Но никто не выказал перед ним никакого раболепия. Принц свободно выразил свою неприязнь к Наполеону и поругал двор, который этому наглецу благоволит. Какой-то особенный салон — никакой чопорности или суетности, никакого снобизма! Но больше всего графа поразила хозяйка – Рахель Левин. С первого слова она как будто затянула его в свой водоворот. Граф никак не мог понять, чего в ее замечательных, неожиданных высказываниях больше – остроумия, глубокого смысла или оригинальности. Зачастую то, что она говорила, производило на него впечатление удара молнии, казалось ему откровением. Когда гости попросили ее брата Людвига прочитать сочиненные им пародии, Рахель неожиданно воспротивилась: нет, она не собирается выискивать в людях недостатки и выставлять их посмешищем.
Несколькими днями позже граф решил нанести Рахели визит, чтобы сделать ей комплимент по поводу изысканного общества, которое она у себя собирает. Но она… она неожиданно призналась, что на самом деле ей по нраву лишь один из ее постоянных посетителей – дон Рафаэль д`Уркихо, секретарь испанской дипломатической миссии в Берлине…

Средоточия чудаков и безумцев

В конце 18-начале 19 века Берлин был центром, в котором зародился немецкий романтизм. В берлинских салонах первые немецкие романтики находили подтверждение своим теориям, проповедовали свои взгляды. Живые беседы в салонах создавали новую основу для литературных произведений, их путь к идеалу общественных отношений лежал через дружеские связи, которые там устанавливались. Новый взгляд на женщину вызывал у немецких дам бурный восторг. Романтики стремились покончить с предрассудками, ставили перед женщиной иные задачи, кроме как принесение себя в жертву мужчине. Тени теорий Руссо все еще тревожили умы. В его теории чувство ставилось превыше морали, законы природы – превыше законов, установленных людьми, и женщины того времени видели в Руссо освободителя от оков традиционных принципов добродетели. Идеи освобождения человека нашли у еврейских женщин самый большой отклик, потому что для них это означало двойное освобождение: они хотели к тому же уйти из гетто, с которым не имели никакой духовной связи. Немецкие еврейки хоть и воспитывались в традиционном ортодоксальном духе, однако изучение религиозных канонов и этики иудаизма являлось привилегией мужчин. И потому им было легче отказаться от традиций предков. Их манила возможность освобождения от пассивного женского существования, далекого от значительных событий. Такое освобождение сулило им рав енство с другими гражданами Германии. Наступал первый этап еврейской эмансипации. Но это, к сожалению, означало не борьбу евреев за свои права, а медленное внедрение их в христианский мир. Рахель Левин воспринимала свое еврейство как позор: « Я пью его с водой, я пью его с вином, я пью его с воздухом, с каждым вздохом. Еврейство внутри нас должно быть уничтожено даже ценой нашей жизни, это святая истина». Главным стремлением ее жизни было освобождение от иудаизма, и в конце концов она перешла в христианство.
В салонах еврейских женщин царила совершенно новая для Германии атмосфера. Все здесь было ново: человеческое тепло, непринужденный тон, интерес к судьбам отдельных людей. В этих салонах бывали аристократы, пренебрегавшие условностями, музыканты приглашались не за деньги для выступлений, как в других салонах, а в качестве гостей. Здесь впервые сформировался круг восторженных почитателей поэта Гёте. Хозяйки еврейских салонов не получили хорошего образования, как его понимали немецкие аристократы, но зато они были свободны от сформировавшихся в процессе такого образования предрассудков. Они отважны и свободны от стереотипов в проявлении духа, они пикантны, оригинальны, поражают глубиной мысли.

Рахель

Она не стремилась влиять на текущие события, как некоторые дамы, оставившие свой след в истории. У нее была другая роль. «А мне предопределено судьбой просто жить», — считала Рахель. Тем не менее, Гейне, бывший ее близким другом, говорил о ней, что она заключила контракт с эпохой. Она черпала ощущения непосредственно из жизни и передавала их людям. Рахель сама не сочинила ни одной книги, не написала ни одной картины. «У меня совершенно нет ни знаний, ни талантов, но есть дар точного и присущего лишь мне суждения… Я ничему не могу научиться; мое неистовое сердце уже научилось всему, что касается кротости, любви, радости, боли – вплоть до стиля письма»,- писала она сама о себе. Из ее уст нельзя было услышать лекций на тему истории или литературы. Ее отношения с поэтами и мыслителями – интуитивная, эмоциональная связь. Она стремится все пропускать через сердце. «Когда Господь шлет мне человека, я не пропущу ни единого вздоха, ни единого удара сердца, ни единого взгляда», — так относилась она ко всем, с кем сводила ее судьба. Она говорит с друзьями наедине, растворяясь в них, сливаясь с собеседниками воедино в беседах и письмах. Взамен она могла открыть потаенные уголки своей души, обнажив все свои слабости и недостатки, ожидая от собеседника такой же щедрости. Откровения собеседника отражались в ней эхом. Ее идол – Гете, — отмечал, что она чрезвычайно восприимчивая и одновременно непринужденная и точная в выражении своих мыслей и чувств. Свои яркие суждения Рахель высказывала к тому же чарующим голосом, который отмечают многие современники. В ее необычной манере выражения было много от идиша, на котором говорили в доме ее родителей.
Ее деспотичный отец, торговец, с помощью денег обрел чисто внешнюю свободу. Ему не удалось привлечь дочь к иудаизму, а мать находилась в плену условностей. Рахель в молодые годы боролась с ортодоксами, которые упрекали ее за отступничество, за полноправное положение в немецком обществе. Ее экзальтация, ум и чувство реальности нельзя отнести к типично еврейским качествам, тогда как чуткость и страсть, с какой она выступала за социальную справедливость, несли на себе отпечаток вековых страданий евреев. По выражению современников, Рахель была из тех, кто все свое тепло, весь свой свет получают из рук Бога.

Ее сердечная жизнь

Во взглядах на любовь и брак Рахель сильно отличалась от обыкновенных немецких, а уж тем более еврейских женщин того времени. Она говорила, что Европа несет на себе три позорных клейма – торговлю неграми, войны и брак. Только любовь освящает супружество. Рахель призывала не делать разницы между незаконнорожденными и законными детьми — неслыханное свободомыслие! И вообще, вопрошала она, почему дети обязаны носить фамилию отца, а не матери? Но отказ Рахели от этих условностей оставался лишь в теории. Она признавала, что пойти по стопам своих друзей Шлегеля и Доротеи ей не хватило бы мужества.
Рахель не отличалась красотой, у нее неправильные черты лица, слишком большой нос, тяжелый подбородок, ей не хватает юношеской беззаботности. Но она способна очаровать. Когда ей было 25 лет, она была помолвлена с графом Карлом фон Финкельштайном. Они любили друг друга. Но семья графа была против этого брака: Рахель из буржуазной среды, бесприданница, да к тому же еврейка! Рахель сама расторгла помолвку. Но этот эпизод остался в ее душе незаживающей раной.
Прошло два года, и Рахель влюбилась без памяти в совершенно заурядного, но красивого испанца Рафаэля д`Уркихо. Она была целиком во власти этой страсти. Испанец изводил ее ревностью, чувствуя духовное превосходство возлюбленной, старался ее унизить. Он вел себя все более и более бесцеремонно. Эту связь Рахель назвала своим «медленным убийством». Затем в ее жизнь вошел политический деятель Гентс. Он очарован, пишет ей восторженные письма. Это была особая нежная, любовная дружба мужчины и женщины, которая не дошла до интимных отношений.
В 1808 году Рахель познакомилась с Августом Фарнхагеном. Ей было 37 лет, а Августу – двадцать четыре. Когда Рахэль вошла – легкая, грациозная, одетая в черное платье и обратилась к нему своим очаровательным голосом, он влюбился с первого же взгляда. Он осознавал, что ничего особенного не может дать такой женщине и относился к ней, как к незаслуженно доставшемуся сокровищу. Позже он стал великолепным стилистом, выдающиеся деятели культуры своего времени активно переписывались с ним. Рахель также отнюдь не считала его «нищим с большой дороги», как он себя уничижительно величал: благодаря ему она узнала, что такое настоящая жизнь. Однажды между ними произошел серьезный конфликт. Некоторые из знакомых полагали, что причиной размолвки явилась ревность Августа к Бетховену, с которым Рахель в то время тесно общалась. После примирения они венчались, Рахель перешла в христианство. Но благодаря Августу Рахель осталась духовно свободной и в браке.

Время остановилось

«В шестом году время остановилось», — жалуется Рахель в письмах. Она имела в виду 1806 год, когда распался ее кружок. Доходы ее отца сильно снизились, семья Рахели Левин переехала в более скромную квартиру.
Романтики тем временем уже носились с идеей немецкого национального превосходства, заявляя, что только их нации удалось отыскать истину. Их поражает «отвратительная душевная болезнь» — как назвал ее Ницше – национализм. Поэты превратились в рыночных зазывал, граждане мира – в обывателей, патриоты отдают фальшью. Гейне говорил о вырождении романтизма в антисемитизм: «Ненависть к евреям начинается с романтической школы, с радости, внушаемой традициями средневековья, с католицизма, благородства, усугубляемых тевтонским духом». Рахель высказывала много политических пророчеств, именно она задолго предвидела гонения евреев в августе 1819 года, Июльскую революцию во Франции
Рахель теряет друзей. Кто умер, кто погиб в сражениях. Зато в 1821 году в ее дом ввели молодого Гейне. Рахель стала его покровительницей, хотя сарказм Гейне и его насмешки действовали ей на нервы.

…В 1826 году Август Фарнхаген проходил вместе с приятелем мимо своего дома. Ему захотелось познакомить друга со своей женой. Молодой друг в тот день смертельно устал и не испытывал особого энтузиазма от этой идеи – что за интерес знакомиться с пятидесятидвухлетней женщиной! И действительно, их встретила некрасивая, рано постаревшая, согнутая болезнью дама, но стоило ей заговорить, как друг был очарован ею навсегда. От усталости не осталось и следа, вместо нее наступило упоение ее обаянием. Никогда в своей жизни он еще не слышал таких умных и увлекательных речей. Прекрасная немецкая речь… Рахэль, эта выразительница немецкого романтизма, так и не отважилась назвать себя немкой.