Ирена Владимирски

Женщина-комиссар из «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского – это Лариса Рейснер. Она родилась 1 мая 1895 года в Люблине (Польша) в семье профессора права Михаила Рейснера. Род Рейснеров якобы шел от крестоносцев — рейнских баронов. Другие уверяли, что предок М.А. Рейснера — крещеный еврей.
Лариса Рейснер росла очень умной девушкой: что ни слово — нож, что ни фраза — афоризм. Почти всегда не оригинальный, но зато красивый и меткий. Гимназию она закончила золотой медалью. Училась в Психоневрологическом институте и одновременно была вольнослушательницей в университете — единственная женщина среди мужчин. Причем умела держаться так, что никто из студентов не мог позволить себе ни одного нескромного взгляда.
Там же в университете преподавал и отец Ларисы, профессор Рейснер, личность весьма примечательная. Известно его сочинение на соискание степени доктора философии «Трактат о Божественном происхождении царской власти». Историки еще долго будут спорить — то ли убежденный революционер, то ли шпион и предатель. А мать Ларисы, Екатерина Александровна, урожденная Хитрово, была женщина очень элегантная, талантливая и благородная. Hаверное от нее и получила Лариса фанатичную любовь к изящной словесности… Екатерина Александровна находилась в родстве с Храповицкими и военным министром генералом Сухомлиновым.
Жили Рейснеры на Петербургской стороне по Большой Зелениной. Революционно настроенный глава семейства читал, имевшие успех, лекции для рабочих.
Доподлинно неизвестен тот день и час, когда юная Лариса захотела стать поэтом. «Была барышня Лариса Рейснер. За барышней ухаживали, над стихами смеялись», вспоминал Георгий Иванов. Она сочиняла стихи. Мечтала стать поэтессой.

«Апрельское тепло не смея расточать,
Изможденный день идет на убыль,
А на стене все так же мертвый Врубель,
Ломает ужаса застывшую печать…»

В известном литературном клубе «Приют комедиантов» Лариса встретила Николая Гумилева. В тот день Рейснер читала в «Приюте» свои стихи. Гумилев сидел молча, слушал, потом подошел и попросил разрешения проводить. Прелесть легкой, ни к чему не обязывающей интрижки, вкус победы, которую он уже предвкушал, соблазнили его. Вердикт был вынесен и обжалованию не подлежал: «Красивая девушка, но совершенно бездарная».
Авторы воспоминаний о Ларисе Рейснер единодушно отмечали ее красоту. В.Л. Андреев (сын писателя Леонида Андреева), друг юности Ларисы, вспоминал: «Не было ни одного мужчины, который бы прошел мимо, не заметив ее, и каждый третий — статистика, точно мною установленная,- врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе». Писатель Ю.Н.Либединский тоже описал «необычайную красоту ее, необычайную потому, что в ней начисто отсутствовала какая бы то ни было анемичность, изнеженность, — это была не то античная богиня, не то валькирия древненемецких саг…»
Достоверные известия о Л.М.Рейснер начинаются с 1918 года. Лев Никулин встречался с Ларисой летом 1918 года в Москве в гостинице «Красный флот» (бывшей «Лоскутной»), бывшей чем-то вроде общежития «Комиссариата по морским делам». В вестибюле — пулемет «максим», на лестницах — вооруженные матросы, в комнате Ларисы — полевой телефон, телеграфный аппарат прямого провода, на столе — черствый пайковый хлеб и браунинг. С осени 1918 года Лариса Михайловна Рейснер — комиссар Генерального Морского штаба, флаг-секретарь, адъютант и жена Ф.Ф.Раскольникова. К тому же еще, лектор, военный корреспондент и литератор. Онa надевает кожаную куртку и берет в руки пистолет. Фантастически быстро становится символом революции, которому новые, еще более бездарные поэты посвящают пламенные революционные стихи. Она участвует в боях, поражая мужчин своей неутомимостью, выдержкой и бесстрашием. Вместе с Волжско-Камской флотилией проходит с боями от Казани до персидской границы, попадает в плен и выбирается из него. Матросы смотрят на нее как на чудо. На пути следования флотилии — множество «ничьих» помещичьих имений. Лариса облачается в роскошные наряды, ее гардероб огромен, на ее руке огромный алмаз — память работе в комиссии по учету и охране сокровищ Эрмитажа и других музеев. Вот парадокс: теперь она гораздо больше прежнего любит роскошь. Плавает на бывшей царской яхте, по — хозяйски располагаясь в покоях императрицы. Узнав из рассказов команды, что императрица однажды начертала алмазом свое имя на оконном стекле кают-компании, тотчас же чертит алмазом — тем же самым — свое имя. Она вместе с Федором Раскольниковым, своим мужем – «комморси», командующим морскими силами Республики, — живет в Адмиралтействе, где оборудовала себе удивительный будуар в восточном стиле (пригодились трофеи военного похода). Стены будуара плотно обтянуты экзотическими тканями, во всех углах поблескивают бронзовые медные Будды, восточные тарелки, изысканные статуэтки. В этом будуаре Лариса принимает гостей – в роскошном халате, прошитом золотыми нитями. Зимой голодного 1920 года, когда на улицах от голода умирают люди, она устраивает в Адмиралтействе приемы, куда приглашает своих старых знакомых. Давно отвыкшие от подобной роскоши и блеска, гости неловко топчутся на сверкающем паркете и боятся протянуть руки за изысканным угощением – душистым чаем и бутербродами с икрой. Одну из вечеринок она устроила затем, чтобы облегчить чекистам арест приглашенных к ней гостей. А на балу-маскараде в Доме искусств она появляется в уникальном платье работы художника Бакста, которое было подлинной театральной драгоценностью. Как ей удалось получить это раритетное платье – и по сей день загадка. В личном распоряжении Ларисы Михайловны был «огромный коричневый автомобиль Морского штаба».
В конце все того же 1920 года Л.М.Рейснер переезжает в Mоскву. Осип Мандельштам, несколько раз навещавший «мятежную чету» в их новой квартире рассказывал, что Раскольников с Ларисой жили в голодной Москве по настоящему роскошно – особняк, слуги, великолепно сервированный стол. Этим они отличались от большевиков старого поколения, долго сохранявших скромные привычки. Своему образу жизни Лариса с мужем нашли соответствующее оправдание: «мы строим новое государство, мы нужны, наша деятельность – созидательная, а поэтому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти».
16 апреля 1921 года советское представительство численностью в 32 человека убыло из Москвы в Кабул. Это назначение для бывшего командующего Балтийским флотом фактически явилось политической ссылкой за ошибки и просчеты, приведшие по мнению партийного руководства страны, к Кронштадскому мятежу.
В Кабуле Федору Раскольникову пришлось приложить значительные усилия для того, чтобы нейтрализовать происки английской дипломатии. В этом большую помощь ему оказала Лариса Рейснер. В силу восточной специфики, не имея возможности непосредственно воздействовать на ход дипломатических переговоров, она на правах жены посла познакомилась с любимой женой эмира Аманнулы-хана и его матерью и завязала с ними тесные дружеские отношения. Поскольку обе эти женщины играли важную роль в жизни Кабульского двора, то через них она смогла не только получать ценную информацию о придворных интригах, но и влиять на политическую обстановку в Кабуле.
Уже 11 августа 1921 года Лойя-джирга (Совет старейшин афганских племен) одобрила советстко-афганский договор, вступивший в силу и ратифицированный через три дня эмиром. 1 сентября афганское правительство заявило об отказе от подрывной деятельности в пределах РСФСР и Туркестанской Советской Республики. Однако по мере того, как отношения между двумя соседними странами налаживались, и жизнь советской дипломатической миссии в Кабуле все более и более приобретала рутинный характер, в семье Раскольниковых стал назревать кризис. Два незаурядных энергичных человека, Федор Раскольников и Лариса Рейснер, не могли существовать в условиях размеренного быта и покоя. Как только исчезло ощущение новизны в восприятии восточной экзотики, и ослаб накал дипломатических баталий, ими овладела скука и тоска по родине, где по-прежнему шел «последний и решительный бой».
Лариса Рейснер и Федор Раскольников, каждый по отдельности, обращаются к Льву Троцкому, ведавшему Наркомотделом с просьбой об отзыве из Афганистана. В отличие от лаконичных писем Раскольникова, заканчивающихся неизменным коммунистическим приветом, письма Ларисы — предмет литературной прозы в миниатюре. Из письма Л.М. Рейснер Л.Д. Троцкому от 24 июля 1922 года: Устала я от юга, от всегда почти безоблачного неба, от природы, к которой Восток не считает нужным ничего прибавить от себя, от сытости, красоты и вообще всего немого. Все-таки лучшие годы уходят – их тоже бывает жалко, особенно по вечерам, когда в сумерки муллы во всех ближайших деревнях с визгливой самоуверенностью начинают призывать господа Бога».
В конце концов, терпение у Ларисы Рейснер иссякло, и она весной 1923 года, в буквальном смысле этого слова, сбежала в Россию с твердым намерением «выцарапать всеми силами из песков» своего мужа. Раскольников остался в Кабуле, надеясь в скором времени вновь встретиться с женой. Но судьба распорядилась иначе. Вместо ожидаемого приказа Наркомотдела об отзыве из Афганистана он неожиданно получил письмо от Ларисы с предложением развода. Так закончилась семейная жизнь этой «мятежной четы».
После своего возвращения из Афганистана Лариса навестила всех своих знакомых, в том числе и тех, кто был близок к литературным кругам, оттолкнувшим ее в свое время. Впоследствии Надежда Яковлевна Мандельштам запишет в своем дневнике: «Надо создать тип женщины русской революции, говорила Лариса Рейснер в тот единственный раз, когда мы были у нее после ее возвращения из Афганистана, — французская революция свой тип создала. Надо и нам». Это вовсе не значит, что Лариса собиралась писать роман о женщинах русской революции. Ей хотелось создать прототип, и себя она предназначала для этой роли.
С 1923 года резко изменился стиль очерков Ларисы Рейснер. Многие знали, что за этим стоит Карл Радек (Зобельсон), член Политбюро ЦК ВКП (б), остроумный и циничный публицист, сочинитель анекдотов, не красавец. С Радеком осенью 1923 года Лариса ездила Германию и стала свидетелем подъема и разгрома революции. Книга ее очерков об этой поездке «Гамбург на баррикадах» была издана 1924 году. В следующем году выходят в свет книги очерков «Афганистан».
В феврале 1926 года Лариса Михайловна Рейснер умерла от брюшного тифа. В Кремлевской больнице, где она умирала, при ней дежурила ее мать, покончившая самоубийством сразу же после смерти дочери.
Поэт Варлам Шаламов оставил такие воспоминания: «Молодая женщина, надежда литературы, красавица, героиня Гражданской войны, тридцати лет от роду умерла от брюшного тифа. Бред какой-то. Никто не верил. Но Рейснер умерла. Я видел ее несколько раз в редакциях журналов, на улицах, на литературных диспутах она не бывала… Гроб стоял в доме печати на Никитском бульваре. Двор был весь забит народом — военными, дипломатами, писателями. Вынесли гроб, и в последний раз мелькнули каштановые волосы, кольцами уложенные вокруг головы. За гробом вели под руки Карла Радека…» Похоронили Л.М.Рейснер на «площадке коммунаров» на Ваганьковском кладбище. В одном из некрологов было сказано: «Ей нужно было бы помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером».