(о Брурии, жене рабби Меира, дочери мученика рабби Ханании бен Терадиона)
В прошлом жизнь еврейской женщины сосредоточивалась почти исключительно вокруг дома и семьи. Во-первых, в еврейской среде женщины редко принимали участие в общественной жизни. Во-вторых, в соответствии с еврейской традицией, считалось, что замужество и материнство особенно важны для развития личности женщины. Еврейская традиция предает семейным обязанностям женщины исключительное значение. Еврейские женщины в бедности и изгнании находили утешение в любви к своим близким, они понимали, что еврейскому народу не выжить без их хлопот на кухне, в детской, в комнате роженицы и у постели больного, без сохраненных ими песен, ритуалов, амулетов.

Большинство из них были неучеными. Сегодня даже в самых ортодоксальных еврейских кругах девочек обучают в школе. А вот прежде бытовало мнение, что учить женщин бесполезно, и чем меньше говоришь с женщной, тем лучше. В такой обстановке реализовать свою тягу к мудрости женщине было крайне сложно, хотя в еврейской традиции есть женщины-пророчицы, их имена остались в сердцах еврейского народа точно так же, как и имена пророков-мужчин. Но вот ученых, мудрецов не было. Тем более исключительной на этом фоне кажется фигура Брурии, жены рабби Меира, дочери мученика рабби Ханании бен Терадиона. В Талмуде упомянуто более 2-х тысяч мудрецов и всего одна женщина — Брурия. Имя Брурии осталось в истории, им названо множество учебных заведений. Из Агады мы можем узнать, что она была не только красива, хорошо вела хозяйство, была сердечна и душевно чиста, но еще и умна.

Женщины — первое и самое очевидное исключение из правила, предписывающего посвящать восемь часов в день изучению Торы. Обязательным образование было только для мальчиков. Тем не менее, некоторые девочки тоже получали еврейское образование, но обычно оно ограничивалось обучением чтению, письму и молитвам — лишь единицы учились наравне с мальчиками. На протяжении веков, когда мальчики ходили в школу или ешиву, у их сестер не было такой возможности. Большинство девочек изучали иудаизм дома, наблюдая, слушая, выполняя заповеди. Тем не менее, находились выдающиеся женщины, достигавшие высокого уровня талмудического знания. Однажды Брурии и её брату задали один и тот же вопрос, но их ответы были диаметрально противоположены. На это рабби Иегуда бен Баба сказал: «Дочка рабби Ханании учит лучше, чем его сын». Она могла научиться тремстам законам у трехсот учителей в один день, говорили о ней. Ум ее был такой силы, что в спорах она посрамляла многих мудрецов, и зачастую галахические постановления принимались по ее мнению. Ее муж рабби Меир советовался с женой, и она подсказывала ему самые хитрые галахические постановления. Она брала верх над мужем в интеллектуальных спорах, но это его отнюдь не радовало, он таил обиду до поры до времени. Мужчинам не нравились ее амбиции: они хоть и были мудрецами, но оставались людьми, которым не чужда зависть и желание устранить конкурентку – был бы еще мужчина, с этом можно было как-то смириться, а тут – девчонка!

Брурия, чье настоящее имя, вероятно, было Валерия, родилась в первой четверти II века и после адриановых гонений жила в Тивериаде.

Жизнь Брурии протекала в очень тяжелую историческую эпоху, после неудачного восстания Бар-Кохбы наступило смутное время. Она потеряла отца во время гонений Адриана; ее мать также умерла в это время насильственной смертью, а ее сестру увезли в Рим или, может быть, в Антиохию, где она должна была вести позорную жизнь публичной женщины. Брат был убит в уголовной разборке. Согласно одному из сказаний, у сестры Брурии была очень красивая походка. Однажды она проходила мимо римских вельмож, которые говорили о ее красоте, и она постаралась им ще больше понравиться. В ту же минуту на Небесах был вынесен приговор: за этот недостаток скромности она лишится родителей, которых казнят римляне, и будет взята в неволю.

Брурия сильно переживала за судьбу сестры. Рабби Меир отправился вызволять ее, и о силе его святого слова поветвует следующая история. Рибби шел и думал о девушке, которую ему предстояло выручить: “Если еще не подверглась она чему-либо греховному, то случится с ней чудо; а если она уже совершила грех, то никакого чуда не произойдет”. Придя в публичный дом, он вызвал сестру Брурии, но она отказалась от близости с ним. В одном из мидрашей сказано, что когда посмотрел рабби Меир на сестру Брурии и взял ее за руку, то он сказал одну фразу: “Почему же Брурия не сказала мне, что сестра ее красивей ее?” Мужчина остается мужчиной! Рабби Меир решил: она отказывает всякому, кто к ней приходит, и стал требовать от содержателя публичного дома отдать девушку. Содержатель испугался властей, рабби Меир дал ему денег и велел в случае, если девушки хватятся, воскликнуть: “О, Бог Меира, ответь мне!” – и никто его не тронет. “Но кто подтвердит, что так оно и будет?”, — не верил содержатель. Рабби Меир ответил: “У тебя есть возможность убедиться в этом прямо сейчас”. Неподалеку бегали злые собаки. Рабби Меир взял камень и швырнул в них. Когда собаки бросились, чтобы растерзать его, он воскликнул: “О, Бог Меира, ответь мне!”, – и собаки отстали.Содержатель отдал сестру Брурии рабби Меиру. В конце концов об этом случае узнал римский император, и тогда содержатель публичного дома был схвачен и отправлен на виселицу. И воскликнул он: “О, Бог Меира, ответь мне!”. Сняли его с виселицы и спросили: “Что это значит?”. Он рассказал им историю с рабби Меиром. Римляне сделали изображение рабби Меира на воротах Рима и приказали всем, кто увидит похожего человека, схватить его. Вследствие этого, по одной версии Талмуда, рабби Меир должен был бежать в Вавилонию, и Брурия последовала за ним. Она по-женски смягчала сердце своего мужа: рабби Меир, терпевший жестокие обиды от злых соседей, молил Бога, чтобы Он истребил их с лица земли. Услышав эту молитву, Брурия сказала: “Почему ты думаешь, что имеешь право просить об этом? Не потому ли, что псалмопевец говорит: “Да исчезнут “хаттам” с земли? Но там, ведь, не сказано “хотим” (“грешники), а “хаттам” (“грехи”). Наконец, обрати внимание на конец стиха: “и беззаконных не будет более”. Нужно только, чтобы прекратились грехи: тогда грешники сами собой исчезнут. Моли поэтому Бога о том, чтобы они раскаялись в грехах своих”. Муж внял этим словам и грешники действительно раскаялись. Это мировоззрение Брурии базируется на представлении о том, что Бог сотворил человеческую душу чистой и праведной, и что человек не сможет, даже если пожелает, окончательно испортить данную ему изначально праведную натуру. И потому забота о душе людей, идущих по пути зла, должна носить характер заботы о больных, немощных, не способных помочь самим себе. А вот пример изысканной женской логики: “Сказано: “Ликуй, о бесплодная, не рожавшая”, — обратился к Брурии некий иудо-христианин. — Если она бесплодна, почему же ей следует ликовать?”. Ответила Брурия: “Глупец, прочти конец этого стиха: “У покинутой больше детей, чем у замужней.” “Тогда что же означают слова: “О, бесплодная, не рожавшая”?”- “Они означают: “Ликуй, о женщина Израиля, которая, подобно бесплодной женщине, не в пример вам, люди, не рожает детей, обреченных Аду”.

То, что мужчинам полагается как можно меньше разговаривать с женщиной, доводило Брурию до бешенства. Когда рабби Йоси Галилеянин спросил ее: «Какой дорогой нужно идти в Лод?», она высмеяла его: «Глупый ты Галилеянин! Разве мудрецы не учат «не говорить много женщине»? Ты должен был спросить: «В Лод как?»

Однажды, когда рабби Меир был в бейт-мидраше, произошло несчастье: умерли двое их сыновей. Тогда свирепствовала чума. Придя домой, он спросил, где дети. Мать ответила, что они ушли в бейт-мидраш и дала ему кубок с вином для Авдалы. По окончании рабби Меиром вечерней трапезы Брурия просила позволения предложить ему один вопрос.

“Рабби, – сказала она ему, – несколько времени тому назад мне оставили некоторые вещи на хранение; теперь пришел собственник и требует их обратно. Должна ли я отдать их ему?”. “Разве может быть вопрос о том, должны ли мы возвращать собственнику принадлежавшую ему вещь?” – ответил рабби Меир, удивленный и возмущенный тем, что жена его еще сомневается в этом. “Я не могла отдать их без твоего позволения”, – сказала, как бы извиняясь, Брурия и, взяв мужа за руку, повела его в комнату, где на кровати лежали их мертвые дети. Она отдернула покрывало; рабби Меир горько заплакал. Тогда Брурия кротко напомнила ему о только что данном ответе и прибавила стих из Иова : “Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно”. Этот рассказ, нашел отклик в литературе многих культурных народов.

О смерти Брурии существует такая легенда. Брурия всегда возмущалась фразой, которую мудрецы Талмуда часто повторяли и которая потом вошла в Талмуд: “Женщины легкомысленны». Это можно трактовать во всех смыслах: и в смысле, что сегодня женщины забывают о том, о чем говорили вчера; и в смысле, что женщины легкомысленны в своем поведении; здесь и более тяжелый аспект обвинения – женщины очень легко меняют свои убеждения, и поэтому на убеждения женщин не следует полагаться так же основательно, как на убеждения мужчин. “Еще при жизни ты убедишься в справедливости этих слов”, — ответил Брурии рабби Меир. О дальнейших событиях существуют две версии. По версии одного мудреца он ушел с сестрой ее, — не даром рабби Меир с первого взгляда был восхищен девушкой, — и стали они жить на две семьи. По другой версии муж попросил одного из своих учеников попытаться соблазнить Брурию. Долго она не поддавалась, но наконец уступила. После этого Брурия с горя повесилась, а рабби Меир со стыда бежал и больше не женился. Рабби Меир наконец нашел способ доказать Брурии свою правоту. Ведь она всегда брала над ним верх в спорах, ее уважали главные мудрецы того времени. Брурия же убедилась в правдивости тезиса о легкомысленности женщин, но средства, которыми муж добился этого, не сделали ему чести. Напротив, у рабби Меира появилась возможность увидеть силу духа, которым может обладать женщина. Возможно, Брурия догадывалась, что соблазнитель был лишь орудием в руках ее мужа. Отношения учеников и учителя должны были складываться на абсолютном доверии. Но она поняла, что в патриархальном мире никому ничего не докажешь. От нее ждут женской слабости, ее хотят унизить. Мы видим тут дуэль умов, где смерть Брурии выступает как некий интеллектуальный вызов. Женщины оказались не легкомысленны, как следует из ее поступка. Они оказались еще более умными и хитрыми, чем могли предполагать лучшие из мужчин. Она сделала почти невозможное для патриархальных времен – заявила о себе не только как о женщине, как матери, но и как о человеке, полном духовной и интеллектуальной мощи, личность этой женщины проявлялась в том, как она воздействовала и влияла на своего мужа. Она из тех людей, которыми может гордиться человечество.