Летом 1922 года в бедной квартирке на окраине Берлина сидела усталая и печальная молодая женщина и перебирала бумаги, которые она успела захватить с собой из Москвы. Елене Джанумовой крепко досталось от большевиков: ее обвинили в укрывательстве каких-то драгоценностей, хотя чекисты успели обобрать ее до нитки. Посадили в тюрьму, издевались, приговорили к смерти. Но Джанумова оказалась иностранной подданной, ее не решились расстрелять. Как ей удалось выбраться из этого ада — уму не постижимо. Только теперь она решилась прикоснуться к бумагам, напоминавшим ей о прошлой жизни. Взяла потрепанный листок, исписанный прыгающими каракулями: « Милой дорогому моему Франтику злюсь на тя нешли тех хитрушек зной дусенька моя тех непосылай…» Фотография: удивленное мужицкое лицо с глубоко сидящими глазами, темная борода. На обороте надпись: «Мило вдухе любящей врадостье во господе леночке Григорий Распутин». Если бы не эти его телеграммы, записки и фотографии, она бы теперь не поверила, что встречи с Распутиным — не сон. И еще дневник. Елена листает его страницы…В марте 1915 года Лене пришло письмо от сестры из Киева: их мать, германскую подданную, хотят отправить в далекую ссылку. Такая же участь грозит и другой сестре, которая живет тут же, в Москве. Знакомая, Марья Аркадьевна, посоветовала ей обратиться к Распутину, он как раз на днях будет у нее в Москве. Распутин всемогущ, может, похлопочет за нее. Лена подумала: какой-то невежественный мужик, а без его ведома не решается ни один государственный вопрос! Но даже если он ничего для нее не сделает, взглянуть на знаменитого «старца» все-таки любопытно.

Утром Марья Аркадьевна позвонила Лене и велела срочно приехать: Распутин уже у нее! Несколько гостей сидели за завтраком. Лену усадили рядом с Распутиным. Его глаза впились в нее, будто до самого дна хотели прощупать, Лене стало не по себе. Распутин протянул ей стакан вина и приказал: «Пей!». Лена отхлебнула, и тут последовало следующее указание: «Пиши!» Распутин привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись. Сразу неколько рук протянулись к ней с карандашом и бумагой. Распутин продиктовал какие-то общие фразы о любви и благодати. Все почтительно слушали, а одна дама шепнула Лене: «Вы счастливая, он вас сразу отметил и возлюбил!»

Поле завтрака все пошли в гостиную. Одна из барышень села за рояль и заиграла плясовую. Распутин пустился танцевать, да так легко, плавно и заразительно, что некоторые дамы присоединились к нему с платочками. Развевались кисти его голубого пояса, четко и дробно выбивали такт ноги в мягких, особенного фасона сапожках.

— Ну, довольно! — неожиданно остановил пляски Распутин. — Пойдем, говори, что надо, милуша? — И потянул Лену в соседнюю комнату. Выслушав, Распутин сказал, что дело нелегкое, но он может поговорить « С НЕЙ», а та « С ИМ» потолкует. Он подразумевал императрицу и царя Николая. Но для этого Лене придется приехать к Распутину в Петербург.

Уезжая домой, Лена пригласила хозяйку дома захаживать в гости.

— А что же ты меня не зовешь? — бросил Распутин.
— Простите, я думала, вы заняты. Конечно, приезжайте, буду вас завтра ждать.

И действительно, он на следующий день прихал к Елене и ни в какую не хотел уезжать. Лену он прозвал Франтиком, по ее отчеству — Францевна. А когда прощался, потребовал, чтобы «милый Франтик» его проводила на вокзале.

— Непременно приезжай в Питер! — повторял он, — А то ничего из твоего дела не выйдет.

С дороги он прислал телеграмму, из которой Лена не поняла ничего — это был просто набор слов. Она показала телеграмму Марье Аркадьевне. Та почтительно объяснила: «Мы не ценим, а его почитательницы в каждом слове какой-то смысл находят. Чем темнее смысл, тем лучше. Они бумажки с его каракулями к больным местам прикладывают и тем лечатся!» Бред какой-то, решила Лена, но спорить не стала.

Прошло лето, и тут выяснилось, что Распутин не забыл о ней и ждет ее в Петербурге до сих пор! Влияние его росло, но вместе с тем ходили ужасные слухи о его безудержном поведении. Лена все-таки надеялась устроить мамины дела и, превозмогая страх, вместе с Марьей Аркадьевной поехала к Распутину. Остановились в гостинице, не успели распаковать вещи, как раздался звонок — Распутин требовал их к себе. Вместе с дамами увязался знакомый Марьи Аркадьевны, который жаждал поглядеть на «старца». Уговорились сначала спросить у хозяина, хочет ли он видеть посторонних, а до этого времени оставить непрошенного гостя в машине. Но едва Лена заикнулась о том, что внизу дожидается его приглашения приехавший с ними господин, как Распутин впал в страшную ярость, лицо сделалось хищным, черты лица обострились:

— Ты с мужиком из Москвы прикатила? Хороша! Ничего я для тебя не сделаю! Уходи, у меня есть свои барыньки, которые меня любят!

Лена остолбенела от этой грубой выходки. Не попадая в рукава шубки, она бысто оделась и решила, что больше никогда не будет встречаться с этим хамом.

Однако утром в ее номере раздался телефонный звонок, и Распутин стал извиняться за вчерашнее: Марья Аркадьевна ему все объяснила. Он звал Лену к себе, но она ни за что не хотела больше его видеть. Тогда Распутин категорично заявил: «Ты ко мне не едешь, тогда я к тебе еду». И действительно, приехал — ласковый и добрый, но искренне не понимал, на что Лена до сих пор сердится. В нем уживались хитрость и ум с дикостью, на которую бесполезно было обижаться.

— Душа у тебя светлая, добрая, — приговаривал Распутин Лене, — покажи мне теперь того, из-за кого весь сыр-бор разгорелся!

Пришлось представить Распутину незадачливого вчерашнего господина, Рапутин с ним поцеловался, усадил с собой рядом. У Лены в это время в гостях было еще несколько знакомых. Распутин постепенно становился все мрачнее и мрачнее и вдруг воскликнул:

— С чего это ты ястребов этих привечиваешь? — Он имел в виду остальных гостей мужского пола. Ему казалось, что все мужчины стреляют глазами на его «Франтика». Он даже заплакал в плечо горничной.

— Приезжай ко мне теперь, Франтик, увидишь, как меня в Питере уважают, не то, что вы, московские!

И уехал.

В петербургской квартире Распутина, куда через некоторое время попала Лена, за столом разместилось исключительно дамское общество. Правда, некоторых присутствующих назвать дамами язык не поворачивался — до того затрапезно они выглядели. Сверкали бриллианты и тут же мелькали старушечьи платки и косынка сестры милосердия. Распутин представил Лену этому обществу:

— Вот моя самая любимая, московская — Франтик.

Все почтительно с нею поздоровались. Посадили Лену рядом с Килиной — бывшей монахиней, которая ради Распутина оставила монастырь и жила с ним в одной квартире. Пили чай, но сахар должен был своей рукой класть в стакан Распутин — это было особое благословение. Прислуга Распутина Дуняша уселась за стол, а вместо нее подносили чай и мыли посуду фрейлина императрицы и баронесса. Они сняли свои меха, чтобы не мешали хлопотать по хозяйству. Дуняша командовала:

— Самоварчик-то весь выкипел, долить, поди, надо. Долей и угольков подбрось. Фрейлина бегом бросилась выполнять указание.

И вдруг в столовую впорхнула, будто танцуя на ходу, стройная барышня в платье безукоризненного покроя, все блестело и сверкало на ней: драгоценные камни, брелоки, золотые кинжальчики у пояса и ворота, а ее глаза горели неестественным блеском. Казалось, она плохо осознает окружающее, носится далеко отсюда в своих грезах. Девушка сняла на ходу перчатку, обнажила руку, унизанную кольцами, и бросилась к Распутину. Это была дочь одного из великих князей.

Постепенно общество распалялось, все стали громче говорить и смеяться, подходили к Распутину, заглядывали ему в глаза, целовали руку.

— Видишь, Франтик, как мы живем в Питере: светом любви радую я, сладостно всем, возлюбившим меня.

Затянули песню, звучала она стройно и красиво, мирно и мягко гудел голос «старца». При звуках этой песни на щеках великой кнжны заалели пятна, глаза мечтательно ушли вдаль, лицо ее выражало высшее блаженство. Казлось, она слышала райское пение. Затем пошли беседы на религиозные темы. Вдруг Распутин снова стал напевать какую-то мелодию. Несколько голосов подхватило, а великая княжна грациозно затанцевала вместе с Распутиным. На прощание всем выдали черные сухари, которые женщина заворачивали в чистые бумажки или тряпицы. Дуняша вынесла пакет с грязным бельем «старца», которое тут же расхватали. Это белье дамы надевали потом на голое тело.

Наутро Распутин снова звонил Лене и звал к себе, но поскольку ее дело никак не двигалось, Лена решила уехать, а Распутину солгала, что ее вызывают домой.

— А как же твое дело, дусенька? Без тебя ничего не выйдет, так и знай!

Лена решила еще раз попытаться поговорить с Распутиным. У Рапутина сидела ослепительно красивая княгиня. «Старец» ел рыбу, а княгиня чистила ему картошку белыми наманикюренными пальчиками. Распутин небрежно брал картофелины, не обращая на женщину внимания, а она то и дело целовала его в плечико и липкие руки, которыми он разделывал рыбу. Игнорируя княгиню, Распутин обращался только к Лене. Потом он нехотя прошел с княгиней в кабинет, откуда она вышла вся в слезах. Оказалось, она просила Распутина сделать ее мужа министром, а он отазал.

— А ты разве можешь его министром сделать? — удивилась Лена.
— Дело немудреное, отчего не сделать, кабы знал, что голова на плечах есть.
Из-за двери высунулся юродивый сын Распутина — Митька и захихикал.
— Мешают нам, Франтик, пойдем в кабинет, — он взял Лену за руку и захотел обнять. Но Лена отстранилась.
— Я все для тебя сделаю, дусенька, но только и ты должна уважить меня и слушаться. Уговор лучше денег. Будешь делать по-моему — дело выгорит. Не будешь — ничего не выйдет.
— Но мне надо уехать.
— Ну что же, и дело твое подождет. Вернешся, будешь со мной — все сделаю.
Глаза его горели так, что выдержать его взгляда было невозможно. Обычно его глаза светились лукавством и мягкостью, но во гневе они момнтально становились страшными. Лене стало жутко, хотелось убежать, но она странным образом оцепенела. И тут Распутина позвали к телефону. Лена воспользовалась этим и ушла, решив никогда больше с ним наедине не оставаться. В тот ж вечер она уехала в Москву.

Мать и сестра по-прежнему находились в ссылке, тут еще новая беда — пришло известие из Киева, что маленькая племянница Алиса безнадежно больна. А от Распутина приходили письма, смысла в котрых Лена никак не находила. Получив очередную телеграмму, Лена даже запросила телеграф, думая, что там что-то напутали, но оказалось, что все передали правильно.

У Лены была подруга Леля, хорошенькая блондинка, которая умоляла Лену только познакомить ее с Распутиным. Лена долго колебалась, потому что боялась его, но в конце концов пожалела подругу, которая надеялась только на помощь «старца», и поехала с ней в Петербург.

Едва Распутин услышал ее голос по телефону, как радостно закричал:

— Дусенька, ты в Питере! Сию же минуту приезжай, я жду тебя!

Он сам открыл подругам дверь, провел в комнаты. В столовой кипел самовар, за роскошно накрытым столом сидели гости. Леля тут же выложила свое дело, по ходу умело льстила Рапутину и строила ему глазки. «Старцу», как видно, она сразу понравилась. Он сел между подругами, Лену обнял, а Леле положил руку на колено.

Но тут появилась прислуга Распутина Дуня и начала торопить его на какую-то встречу, но Распутин отказался ехать без Лели и Лены. Пришлось ехать с ним по его делам.

Прямо с утра следующего дня Распутин позвонил и попросил их снова приехать. В зале его квартиры толпились посетители — студенты с прошениями о пособии, сященники, светские дамы, старухи, военные и монахини. Время от времени выбегал Распутин, подходил к кому-нибудь, гладил по плечу и скрывался в кабинете.

— Сколько сил отдает отец людям, всех-то он греет, как солнышко, — толковали бабы.

Появилась фрейлина Вырубова, собрала прошения и сунула их в портфель. Она отпустила Распутина и начала приниимать посетителей сама.

Распутин устало бросился на стул.

— Что с тобой, Франтик, ты такая печальная, что у тебя на душе?

Лена рассказала, что у нее племянница при смерти и она должна сегодня же уехать. Распутин повел Лену в спальню, взял за руку, лицо его мертвенно побледнело, стало восковым, неподвижным. Глаза закатились так, что видны были одни белки. Он резко рванул руку Лены и глухо произнес:

— Она не умрет, она не умрет, она не умрет.

После этих слов лицо его приняло прежние краски и он продолжал разговор как ни в чем не бывало. Девушкам стало не по себе. Распутина снова позвали, он попрощался и убежал.

Когда девушки вернулись в гостиницу, их ждала телеграмма: «Алисе лучше, температура упала». Неужели Распутин помог?!

Вечером он приехал к ним, отказался от какого-то званого ужина ради Лели. В душе Лена радовалась, что теперь-то он ее оставит в покое. Зазвонил телефон, позвали Распутина. Звонили из Царского села.

— Что, Алеша не спит? Ушко болит? Дайте его к телефону… Что, Алешенька, болит? Ничего не болит, иди, ложись. Не болит, говорю тебе. Спи, спи сейчас. Спи, говорю тебе, слышишь? Спи!… Ну что, заснул? Вот и хорошо.

Девушки были пораажены.

— Как это он заснул ?

— Я сказал, чтоб он спал.

— У него же ухо болело!

— А я сказал, что не болит.

Из Киева начали приходить телеграммы: Алиса быстро поправляется к удивлению врачей. Время шло, а Лена с Лелей все не уезжали домой в Москву и сами не понимали, почему. Обе не верили во всемогущество «чудотворного старца», но их воля как будто была парализована. Каждое утро Распутин требовал их к себе. В его квартире постоянно толклись какие-то люди. Тут же знаменитый скульптор Аронсон лепил бюст хозяина. С каждым днем Распутин все больше увлекался Лелей и требовал от нее встречи наедине, постоянно говорил о любви-благодати, о любви-радости, убеждал ее, что грех ему отказывать, потому что без любви он лишается своей силы. Леля перепугалась не на шутку, когда Распутин в их номере, не стесняясь Лены, принялся ее целовать.

— Как тебе не стыдно, — закричала Лена, — ты ее склоняешь к прелюбодеянию!

— А только грех не в энтом. Это люди придумали. Посмотри на зверей. Разве они грешат?

— Да ведь звери неразумны, они Бога не знают.

— В простоте мудрость, а не в знании.

Леля, желая перевести разговор на другую тему, сказала:

— А как же мое дело? Ты все обещаешь, но не делаешь ничего.

— А ты тоже ничего не делаешь, а все хитришь.Коли любви твоей нет, то силы моей нет и удачи нет. Принесите мадеры!

— У нас нет мадеры, — сказала Лена.

— Ну так съезди ко мне домой и привези!

— Ты не забывайся. Я не прислуга твоя и твоих поручений исполнять не обязана.

Распутин забегал по комнате с искаженным лицом. Обычно он ни в чем не знал отказа, а тут обе девушки не давались ему в руки. Глаза его метали молнии. Постепенно он подавил свою дикую вспышку, успокоился, подошел к Лене и обнял ее.

— Эх, Франтик, кабы ты меня любила, ты бы меня послушалась! Мои питерские барыньки не отказали бы. А ты, видно, не любишь.

— Да разве я тебе в любви признавалась? — возмутилась Лена.

Одна из распутинских «барынек», жена полковника, упрекала их за то, что они мучат «отца».

— Все мы возмущемся, видя его страдания. Почему вы не соглашаетесь принадлежать ему? Разве такому святому можно отказывать?

— Да какая это святость, если ему нужна женщина?

— Так он при этом и вас сделает святыми! Я принадлежала ему и считаю это величайшей благодатью.

— Но вы же замужем!

— И муж считает это великим счастьем.

Девушек возмущал этот цинизм, прикрытый святостью.

В какой-то из дней, когда у Лены по обыкновению сидели друзья, появился Распутин и сразу же начал пристально рассматривать одного господина, сидевшего рядом со своей женой. Этот молодой человек когда-то был женихом Лены, но помолвка расстроилась, он женился на другой и был с ней вполне счастлив. После обеда Распутин сказал Лене:

— А ведь вы друг друга когда-то очень любили, но ничего не вышло из вашей любви. Оно и лучше, вы не подходящие, а эта жена ему больше пара.

Лена была поражена: она не рассказывала никому про расстроенную помолвку, более того, прошло столько лет, что она и сама забыла про это.

Что было дальше, Лена в деталях помнила и без дневника, потому что даже от просещения сумасшедшего дома на Пряжке у нее остались бы не такие яркие впечатления. Распутин захотел слушать цыган, поехали в ресторан «Яр». Там сразу узнали Распутина, опасаясь скандала, дали знать в градоначальство. Появились тайные агенты и и два чиновника особых поручений. Прошлое посещение «старца» кончилось грандиозным скандалом для цыганского хора, поэтому цыгане пели без особого вдохновения. Компания все росла, появлялись какие-то люди, сверлили Распутина глазами. Потом поехали в Стрельну. Сняли обширный кабинет, выходящий окнами в зимний сад. Публика, узнав, что приехал Распутин, влезала на пальмы, чтобы его разглядеть. Вино лилось рекой, все плясали, особенно Распутин. Время от времени он что-то дико выкрикивал. Разгул был поистине безудержный. Незаметно в кабинет проскользнули два офицера. Один из них, глядя на «старца» с ненавистью, прошептал Лене:

— Что в этом человеке все находят? Это же позор: пьяный мужик отплясывает, а все любуются.

Дело шло к закрытию ресторана. Оказалось, что попойку оплатили чиновники. Они помчались дальше — в следующий загородный ресторан. На рассвете они устроились в беседке с цветущей сиренью, пили кофе и ликеры. Офицеры были тут же. Все начали спрашивать друг друга, кто их пригласил. Поднялся шум и спор. И вдруг раздалс выстрел. Переполох, свистки, крики, дамские истерики. Кто-то схватил Лену за руку и потащил в автомобиль. Рядом усадили упирающегося Распутина, который требовал продолжения гулянки. Автомобиль резко тронулся с места и понесся. Распутин приходил в себя и угрюмо молчал.

— Не любят меня вороги мои, — сказал он и снова погрузился в молчание до самого дома. Оказалось, что офицеров арестовали. Они утверждали, что не собирались убивать Распутина, но хотели его избить. Лицо Распутина пожелтело, он как будто моментально постарел на несколько лет.

— Отчего ты не уберешь из России жидков? Житья от них нет, — брякнула жена известного фабриканта.

— Как тебе не стыдно так говорить, — ответил Распутин. — Они такие же люди, как и мы. Наверное, каждый из вас знает хоть одного хорошего человека — еврея.

— Ах, — умилилась фабрикантша, — какой ты умный!

— А ты что думала?

— Да я думала, что ты просто жулик! Так я о тебе слыхала!

— Мне легче было бы, чтобы те офицеры меня ударили, чем от женщины такие слова слушать! — грустно сказал Распутин. — Мало ли что я о тебе слыхал. Например, что твой муж на гонках погиб не случайно, а кончил самоубийством из-за тебя, но я же тебе этого не говорю.

С фабрикантшей сделалась истерика. Она ушла, рыдая. Все валились с ног от усталости и вскоре разошлись. Лена поехала к себе домой и упала на постель. Но через час ее разбудил телефонный звонок. Было 10 часов утра. Искали Распутина. Его уложили спать, а он незаметно ушел неизвестно куда.

На следующий день Распутин был бодр, словно не кутил всю ночь, Лена встретилась с ним в доме генеральши. Там к «старцу» подвели молоденькую польскую графиню. Едва он начал смотреть на нее в упор, как она пошатнулась, стала пятиться и забилась в припадке. Когда ей стало лучше, она все повторяла:

— Не могу, не могу вынести этих глаз, они все видят!

Лена больше не заговаривала с Распутиным о своем деле, убедившись, что снова начнется канитель.

— Может, денег хочешь? — спросил ее Распутин.- Хош миллион?

— Да не надо мне твоих денег.

— Очень ты хорошая, Франтик, душа с тобой отдыхает.

Они расстались в этот раз навсегда. Вскоре Лена узнала о его страшной кончине. Рыдающая генеральша приехала к Лене и звала на похороны, но Лена не поехала. А потом была революция…