В дневнике Елены Сергеевны Булгаковой можно найти запись о том, как кто-то из друзей сказал о романе «Мастер и Маргарита»: он настолько волнует, что все время хочется о нем говорить. И не только говорить, но экранизировать. Но всякий раз с экранизациями были связаны разные мистические истории, чаще всего они так и не доходили до зрителя. Вдова Булгакова пришла в ярость, когда к ней в 60-х годах обратились какие-то итальянцы с просьбой дать разрешение на съемки фильма по роману и даже хотела составить бумагу о том, что запрещает экранизировать роман вообще. По ее мнению, роман нельзя передать языком кино. Таким образом, возникло убеждение, что «Мастер и Маргарита» экранизации вообще не поддается. Мы с нетерпением ждали, что же такого произойдет с очередной экранизацией В.Бортко. Но этот фильм спокойно вышел на экраны без всякой мистики. Читать дальше »
Archive for Ноябрь, 2008
Поэт, художник, краевед, археолог-любитель, отыскавший вблизи Коктебеля в Крыму остатки древнего поселения — таким был Максимилиан Волошин. В его доме часто гостили поэты, писатели, художники. Со всеми была дружна его близкая приятельница, миниатюрная молодая женщина – Майя/Мария/ Кудашева, которая жила с маленьким сыном по прозвищу Дудука и его гувернанткой. В 1919 году она еще не знала, что стала вдовой. Волошин посвятил ей стихи:
Над головою поднимая
Снопы цветов, с горы идет…
Пришла и смотрит…Кто ты?
— Майя.
Благословляю твой приход.
В твоих глазах безумство. Имя
Звучит как мира вечный сон…
Я наважденьями твоими
И зноем солнца ослеплен.
Войди и будь…
Когда-то семнадцатилетняя Майя написала тридцатишестилетнему Волошину, что сочиняет стихи и хочет с ним познакомиться, Волошин пригласил ее в Коктебель. Майе пришлось обмануть маму, которая ни за что не пустила бы дочку к поэту, про которого газеты писали всякие странные вещи, — например, что он ходит в длинной рубахе, но без брюк, подражая античным героям. В доме Волошина все были влюблены. У Волошина Майя близко подружилась с Мариной Цветаевой. Они обе были неравнодушны к голубоглазому профессору Фольдштейну. Майей же были увлечены и сам Волошин, и поэт Бальмонт, — но Бальмонт вообще влюблялся во всех подряд, — и поэт Вячеслав Иванов. Марина Цветаева написала по этому поводу: Читать дальше »
Лорина
Откровенности, как и совершенству, нет предела – на этом шутливо настаивает в аннотации к иронической книжке своих стихов Лорина Дымова, а в лирических стихах она иная, она обращается к тебе как к своей подруге, говорит на темы, которые нас, женщин, волнуют. Читателю же мужчине она представляется, по словам поэта Бориса Камянова, «сестрой милосердия». Читать дальше »
Tranquillitas
Светлана Бломберг
На окраине эстонского города Раквере стоял двухэтажный домик. Там осенью 1928 года между оконными рамами на первом этаже лежала серая вата, посыпанная желудями и еще не совсем сухими кистями рябины, на подоконнике за стеклами высились разнокалиберные зеленоватые бутыли с латинскими наклейками. Сбоку у крыльца — металлический скребок для очистки подошв от грязи. Над дверю — ярко начищенный медный колокольчик, а еще выше — вывеска: «Apteek. Aaron Boker». В полумраке серого ноябрьского дня поблескивали за стеклами дубовых шкафов бутылочки с микстурами, тонкие резинки прижимали к ним бумажные язычки с описанием состава. Аккуратно выстроились пирамиды коробочек с таблетками и порошками. За массивной дубовой стойкой сидел розовощекий черноглазый молодой человек в белом халате — аптекарь Арон Бокер, недавний выпускник Тартуского университета. Он отламывал печать на бандероли, пытаясь не намусорить сухим сургучом, и уже почти закончил это занятие. Арон вытаскивал лист бумаги из конверта, когда отчаянно заверещал колокольчик, и в аптеку ворвалась молодая дама. Она упала на скамейку, откинула с лица вуаль и разрыдалась. Арон выронил из рук письмо и бросился к графину с водой.
— Госпожа Черногорская! — он поднес стакан к ее рту. Дама сделала несколько судорожных глотков и утерла глаза кружевным платочком. — Опять? — сочувственно спросил Арон. В ответ женщина снова затряслась в рыданиях.
— Погодите, — засуетился аптекарь, — я сейчас… у меня есть свежие валериановые капли, я их делаю по собственному рецепту, отличная вещь… Читать дальше »
Светлана Бломберг
— С 1 августа ты едешь в дом отдыха «Вызу», — сказала мне мама. Я не смела, да и не собиралась возражать, потому что и так маялась в раздумьях, чем заняться до начала первого учебного года в педагогическом институте — школьные друзья разъехались кто куда. Все деньги, что я заработала за месяц в городской цветочной оранжерее, мама забрала в семейный бюджет. Мы ни в чем не нуждались, но мне пришлось отдать все до копейки. Я радовалась, что уезжаю, еще и потому, что родители в очередной раз разругались. Папа время от времени нарушал какое-нибудь из правил, заведенных мамой, мама переставала замечать папу, мне становилось его жалко. Отцу приходилось самому себе покупать продукты, готовить и стирать, делал он это неумело, а комфорт любил, потому заранее было ясно, что мама возьмет над ним верх до следующей ссоры. На работе папа руководил отделом, где трудились одни женщины. Все они обожали и боялись папу, но дома…
Мама сложила в сумку платья и туфли, которые я дожна буду носить в доме отдыха. Я даже не заглянула, что она туда положила: все равно ничего другого не даст.
Я вышла из автобуса и отправилась по единственной центральной улице маленького курортного городка к зданию администрации. Немолодые люди стояли в очереди на расселение. Прямо у регистрационного стола ко мне подлетела девушка:
« Давай вместе поселимся! А то кругом сплошные ветераны!». Ира прехала из Ленингрда в отпуск, она работала продавщицей в Доме книги.
В соседней комнате жила пенсионерка Пирет. Бабка она была нормальная, но в первую же ночь мы с новой подругой проснулись от ее громкого храпа за стенкой, заснуть больше не могли, оделись и пошли к морю. Читать дальше »
Семен Беленький
Светлана Бломберг
— Что ты там высматриваешь? — женщина подошла к окну. У края тротуара урчала «Волга» с инвалидным знаком. Рядом с ней, опершись на трость, стоял худощавый старик. Из-под широкополой шляпы на воротник элегантного черного пальто падали длинные седые волосы.
— Прости, Лара, надо идти, — сказал Семен.
— Что-о?! — женщина подбоченилась, отчего ее халатик распахнулся и обнажил бывшие прелести.- Знаешь что, если ты сейчас уйдешь, то никогда больше меня не увидишь!
Семен вздохнул и задернул занавеску. Старик внизу посмотрел на часы и полез в свою «Волгу». Читать дальше »
Светлана Бломберг
Прощай, муха!
Светлана Бломберг
Сквозь замерзшее оконное стекло в комнату проник тусклый зимний рассвет, и лежавший на облезлой кушетке человек проснулся, откинул с лица ватное одеяло и огляделся, стараясь вернуть ощущение приятного сна, из которого его вырвал приступ сухого кашля. Не вставая с кушетки, он протянул руку к печке: почти совсем остыла после вчерашней топки. Вставать не хотелось, но желудок ноющей болью напоминал о своем существовании, и человек, закутавшись в одеяло, направился в кухню, смежную с прихожей – самое холодное место в старом бревенчатом доме, занесенном крепко слежавшимся снегом по самые окна. Нацедив в электрический чайник немного талой воды, человек сварил жиденький кофе, отыскал пару сухарей и вернулся к печке, плотно притворив за собой дверь. Проходя мимо магнитолы, взглянул на часы: 7.58. Он присел на корточки, нашел местную радиостанцию и стал ждать обзор новостей, который передавали каждый час. Женский голос поведал о девяти тяжелых авариях, произошедших прошлой ночью и ранним утром на Южном шоссе, в результате которых четыре человека погибли и семь получили ранения; два человека погибли в огне, не сумев выбраться из горящего дома, пожилая женщина замерзла в нескольких шагах от своего хутора… Он допил кофе и повернул ручку настройки чуть вправо – частная радиостанция предупреждала об очередной волне холода, синоптики предсказывали сорокаградусный мороз в течение нескольких ночей. Муниципальные службы призывали экономить электроэнергию… Читать дальше »
Известный писатель, лауреат букеровской премии Герман Сергеевич Курс проснулся в своей квартире на Бармалеевой улице в Петербурге. Настойчиво дребезжал дверной звонок. Герман пошарил рукой на тумбочке рядом с собой, нащупал мобильный телефон и поднес его к глазам. 10 часов утра. Курс опустил ноги, тапок не нашел и пошлепал в прихожую босиком, на ходу натягивая шелковый халат на обильно-волосатый торс. В дверном глазке он разглядел молодую девушку.
— Кто там? – спросил Курс таким хриплым голосом, что сам удивился.
— Я Тоня. Тоня Андреева.
— Э.., вы к кому?
— К вам, Герман Сергеевич.
Курс открыл дверь на ширину дверной цепочки:
— Чем обязан?
— Ну как же! Вы же меня приголасили на 10 часов.
Герман отчаянно пошарил по закоулкам памяти, натыкаясь на что угодно, только не на имя Тоня. Тем не менее, он снял цепочку и впустил девушку в прихожую. Читать дальше »